саре чуть больше пяти и матери нет дома. дома нет никого, поэтому сара занимается тем, чем заниматься запрещено – жарит докторскую колбасу в тостере. заворожено наблюдает за тем, как нагревательные элементы постепенно становятся оранжевыми, и в воздух взмывает тонкая змейка дыма – такого вкусного, что живот сводит от нетерпения. из прихожей доносится скрежет ключа в замочной скважине – так просто дверь в их дом не отпереть, из-за близости к морю она отсырела и замок часто заедает, угрожая оставить семью жильцов в заточении на веки вечные. так думает сара – о заточении на веки вечные, как в ее любимых сказках. ей бы хотелось стать героиней сказки, и чтобы ее обязательно спас какой-нибудь принц. чтобы он увез ее подальше от родительских ссор и бабушки, которая заставляет есть суп с вермишелью, похожей на червяков.

два румяных кругляша колбасы выпрыгивают из тостера с громким щелчком пружины. сара вздрагивает, и вспоминает, что трогать тостер ей запрещено – после того случая, когда она намазала хлеб маслом в попытке сэкономить время на приготовлении тостов. полыхнуло так, что обои потемнели от негодования. сара с детства была обделена кулинарным талантом.

наконец, дверь поддается. сара ожидает увидеть мать, поэтому в ужасе накрывает тостер кухонным полотенцем, но из коридора доносится голос отца:
– сара? сарочка, иди сюда, скорее! смотри, что у меня для тебя есть!
она любит подарки. любит, когда отец в таком настроении – голос сочится радостным предвкушением. может быть, он принес ее любимые пирожные с заварным банановым кремом? или тамагочи, как у любы? она давно такой хотела, а еще…
коробка в руках отца слишком большая для пирожных и тамагочи. сара замирает рядом, прислушиваясь к шороху, который доносится изнутри. заинтригованное сердце бьется быстро-быстро, как у птички.

у существа смешные уши, длинный пушистый хвост и блестящие черные глаза-бусины, как ягоды паслена. сара завороженно касается ладонью мягкой шерстки, задерживая дыхание – страшно, что зверек сейчас выпрыгнет. высоко, а вдруг ударитья?
– как назовем? – смеется отец, обрадованный, что угодил с подарком.
– мама не разрешит оставить. – шепчет сара, а сердце уже прикипело к этому существу. она думает, будет ли он есть жареную в тостере колбасу и можно ли будет спать вместе с ним, прижимаясь щекой к мягкому пушистому боку. защитит ли этот зверек от кошмаров? достаточно ли острые у него зубки? такой милый, маленький…
– хэппи. как хэппи мил. – любка обзавидуется! где хэппи, а где ее тупой тамагочи.
– отличное имя, милая!.. а чем у нас так странно пахнет? как будто что-то горит?..

сара внимательно следит за реакцией арчи. исподлобья, чтобы в любой момент можно было скрыть взгляд за ободком бокала. что-то внутри натягивается, как струна, бурбон смешивается с кровью, остужает память, нейтрализует яд. на губах зреет искренняя улыбка – одна из тех дурацких бытовых улыбок обычных людей, после которых обычно дергают плечом или неловко машут рукой, мол, да ладно тебе, не стоит благодарности, мне в радость. саре действительно в радость, как бы она ни сопротивлялась своему желанию сохранить жизнь тому, кто так похож на зверька из ее детства.

мать говорит, что это будет уроком и протягивает иглу. сара причитает, что больше не будет трогать тостер, она вообще ничего больше не будет трогать без разрешения, только не надо, пожалуйста, не надо. мать протягивает иглу.

сара не может понять, что она чувствует. мрачное удовлетворение смывает досаду – арчи поступает так, как должен. думает так, как его научил покров. все они ведут себя одинаково – те, кто отрабатывает долг. и это хорошо, это правильно. боятся – значит уважают. но никому из них сара прежде не дарила подарков, если не считать дарами синяки, слезы и ссадины – что, впрочем, тоже немало.
она опрокидывает в себя второй бокал, не морщась.

– дарлинг, ты переживаешь за меня или за себя? – сара улыбается, но эта улыбка не касается глаз. она грациозно стекает со стола, стук каблуков почти не слышен, когда она подходит к арчи. лак на длинных острых ногтях сияет глянцем венозной крови, когда она проводит пальцем сначала по краю коробки, затем по предплечью арчи. – не учи меня пить, котенок.

в ее голосе звучит печаль. она так быстро прорывается наружу, что сара не успевает ее остановить – пальцы касаются пустоты, и лицо на мгновение деревенеет в гримасе сожаления.
все те же глаза-бусины, словно глянцевые ягоды паслена. только мордочка светлее, а на лбу полоска. дергает ушками, прислушивается. нет сил на нее смотреть, поэтому сара отворачивается.

– любишь голубцы? скучаю по голубцам. нужно как-нибудь приготовить, у бабушки были пиздатые голубцы, просто ум отъешь. ты умеешь готовить? чем ты вообще питаешься? о, у тебя тут фарш в морозилке. – сара принюхивается к лотку с замороженном комком мяса. сквозь холод и пластик пахнет кровью, ее мутит. – ладно, похуй. может, мика придумает? это же ее… ну, как оно называется? типа… шиншилла? чем их вообще кормят, ты знаешь?

сара торопилась, поэтому не стала искать, где бывшие хозяева зверька прятали его корм. на ее шее висит причина сегодняшнего раздора – ожерелье из золотых бусин и кулонов с камнями красными, словно капельки крови. альмандину приписывают возбуждающие свойства, целительность при воспалениях и вспышках гнева, но этим вечером случилось обратное.

– на ширли-клоуз прорыв. – сара бесстрастно слушает голос элиаса в трубке, свободной рукой пытаясь прикурить сигарету. на улице ветрено. – ебучие винтажки. угадай, кто всплыл на черном рынке? подсказка: “царица южная восстанет на суд с людьми рода сего и осудит их…”, эй, ты слушаешь?
сара выдыхает дым и закрывает глаза. слушает, но лучше бы не слышала.

– хэппи. можете назвать ее хэппи. счастья много не бывает, а? – сара ухмыляется, подливая арчи еще бурбона, а остатки щедро выливает в свой бокал.