[indent] Нехорошее это дело - по проклятым местам шастать, закусывает губу Белая, задумчиво разглядывая незнакомку в свете фонаря. А для обычного человека вовсе рискованно. Не ровен час, прицепится такое, что потом только с кожей отдерётся, и дай-то боги, чтоб не буквально. Конечно, зачастую не всё столь пагубно, как малюют сказания, да легенды городские, всё больше мелочи - болячка какая прицепится, которую никакой антибиотик не сгонит, кошмарики помучают... Хуже, конечно,если прицепится к загривку такого несчастливца что-то куда более мерзкое. Или, на свой лад, живое.
«Вот тогда проблем будет бедолаге, век не оберётся». - Мысли Василисы невольно возвращаются к былым годам, и женщина поводит плечами, гоня прочь мурашки. Мерзейшее дело вышло в тот раз, задолго до Медного, но воспоминание было острым. И грязным. - «Если выживет. Разорять могилы удумать, это ж надо было...».
На мародёра, впрочем, незнакомка по мнению Белой походит... Да не походит совершенно. Те, как правило, приходят сразу с чем-то, куда можно всё мало-мальски ценное сложить, или с ломиком каким. Да и наверняка мародёр бы задал стрекача тут же, только заслышав нежданного человека. Преступница, причастная как-то к пожару? Какое-то мгновение поленица колеблется и приглядывается жёстче, но интуиция и чувства нашётывают, нет, не она...
[indent] Стрекалы дурной и воспалённой силы, что нет-нет, но покалывают само основание шеи и между лопаток, мигом сдувает прочь - точно паутинки под сильным порывом. От совершенно нежданной услуги Василиса вздрагивает, приподнимает брови, но почти тут же расслабляется. Сколько лет уж тут живёт и работает, а ведь поди ж ты! Никак не свыкнется с тем, сколько же в Медноуральске обитателей чудных. Экстрасенс...? Нет, поправляется женщина, скорее уж ведьма. Хотя и с теми, и с другими жди сюрпризов.
- С ним уже свиделась, даже на ручках через порог потаскала. Живой был, даром что в коме... Может, как очнётся Фома Игоревич, на мир взглянет по новому, пить бросит. Вот его другу свезло меньше. Как знаю, его и опознать пока не удалось. Ни по зубам, ни как-то иначе. Сплошь головешка, будто бедняга разом занялся. - Хотя, может, так и случилось. Василиса невесёло фыркает себе под нос и опирается плечом на скрипнувшую стену, не боясь следов гари. - Была в прибывшей днём на вызов бригаде. Пока тушили, не сразу смекнула, что да как, а вот как вытаскивать беднягу пришлось... Тушить стало попроще, как Бабурин дом покинул.
[indent] Свет фонаря ведёт по изуродованному полу, стенам, и поневоле женщина задумывается, прогоняет снова и снова сценарии того, что могли они сделать лучше, правильнее, быстрее..! Напрасное дело, конечно. Все сработали на отлично, и без толку глодать себя; не могут же они заряжать цистерны святой водой или предупреждать магические возгорания. Особенно сейчас, когда от жары и нагрузки натурально плавятся мозги.
- Не только человек, говорите..? Хм. Тут, - пожарная глядит на незнакомку с задумчивостью. По внешнему виду сложно судить, да и возраст иной ведьмы поди угадай, но выглядит та, словно дело своё знает. Пожевав губами, она кивает, - тут правда ваша, уважаемая. Больно голодный и злой был огонь, точно самого мужичка сожрать хотел, не просто пламя заклятое или какой-то сглаз. След тут есть, сама чую, но вот чей именно... Эх, не пойму никак! Только скажу, что с кухни самым дурным веет, авось там что-то и прояснится.
Пусть укусы горячечного жара поленице точно комариные, а незнакомка от этой скверны отмахивается свободно, тратить силы и время зазря не стоит. Да и что-то подсказывает, что сама молодая женщина настроена как нельзя серьёзно.
- Василисой меня звать. Рада встрече, госпожа-чародейка. - Подойдя ближе, поленица протягивает незнакомке руку для знакомства, ровно поглядывая снизу вверх. - Что скажете? Объединим усилия, пока всё совсем из-под контроля не вышло?

Невысокий, тонкий и чертовски сексуальный молодой человек до 25, который бежит от внутренних демонов и продает свое тело за еду и крышу над головой. Твои детские травмы связаны с насилием и стокгольмским синдромом, тебе легче отдавать себя для самых жестких действий нежели позволить проявить по отношению к тебе заботу. Это делает тебя совершенно диким в постели и хозяину клуба такой мальчик принес бы большую прибыль, но тогда ты совсем пропадешь, ведь слова нет не существует в твоем лексиконе. Ты готов на все, чем бы для тебя это все не кончилось.
Радке выйдет на тебя с конкретной целью, но передумает и позволит пожить у него, пока все не уляжется. Сосед из тебя вышел золотой - готовишь, прибираешь за собой, сцен не устраиваешь и в постели просто бомба. Это пошатнет устойчивые представления обоих о том, как устроен мир да и жизнь каждого в отдельности. Однако что ты, что радке слишком далеки от идеала - Ронни добывает шлюх, избавляется от отработавших, воспитывает новеньких и выполняет всю грязную работу за Мэнсона. А ты... иногда тебе срывает чеку и из удобного соседа ты превращаешься в обезумевшую фурию, которая громит все вокруг, захлебывается в собственных боли и стыде и успокаивается лишь когда желание "выбить из тебя эту боль" удовлетворяют.

Высокий и крепкий молодой парень, чье будущее оказалось разбито. На тебя указал один из вип-клиентов и с того дня твоя жизнь пошла под откос. Тебя оглушили, похитили, накачали наркотиками и заковали в кандалы в грязном подвале. А после принудили к сексу. Возможно, ты даже был натуралом, но всем плевать. Твой характер не позволяет смириться с участью, и Радке придется постараться, прежде чем из тебя выйдет эталонная шлюха. Здесь будет полный набор жести для укрощения строптивого, так что рекомендуется обзавестись ускоренной регенерацией или условным бессмертием, чтобы не пришлось восстанавливаться по полгода после очередной сессии.  Тебя будут продавать, истязать и в конечном счете сломят. Ибо сильные и независимые быстро оказываются в мешках для мусора. Если тебе хватит ума сохранить достоинство, но подчиниться, тебя ждет карьерный рост и более комфортные условия. Если нет - станет доступен бонусный уровень на закрытие всевозможных гештальтов в роли жертвы.
возможна смена пола

Йосемити.

Десять миль по бездорожью, платная парковка, двадцать минут ходьбы и вот он "долгожданный" - клочок голой земли, твою мать... а еще лисье дерьмо и фудлокер в сотне футов от стоянки.

- 36 баксов! Ох@%#еть, - ворчит Скай, разминая затекшие кости, - Это весь наш запас мескалина!
За постой платит Нейт, но Дейтон все равно спамит флюиды отчаяния. Этот самопальный тур по мистическим местам Америки начинает играть все новыми и новыми красками.

Металлическая крышка автоматического мусорного бака украшена печатью хмурого медведя. Или бурого медведя... не суть. Так или иначе, взгляд его красноречиво выражает всю серьезность намерений, если любители отдыха на природе не будут выбрасывать остатки еды в специализированную урну.

На природе, кстати, ни Нейт, ни Скай отдыхать не любят. Да и вряд ли хоть кто-то из их пятерки променяет современные удобства на пауков в заднице и секвойные шишки. Но виноват, конечно же, Нейт. Кэмпинг, понимаешь ли.

С собой у них целый багажник отборной дури - в самый раз, чтобы махнуть в неоновый город - но волею его благоверного Скай охотится за неведомой хтонью в заповедных лесах Йосемити.

Когда спишь с задротом, то перестаешь переспрашивать, ты хотел сказать случай 911, а не случай 411?
Группа молодых ребят вознамерилась пролить свет на исчезновение людей. Конечно, кто, если не мы. Ну и обдолбаться немного.   

А дальше все как будто в тумане. Клейтон - их добрый и заботливый "химик" - тщательно следит, чтобы парней не выпускало из эфирного запоя. Окна в авто наглухо закрыты и парам некуда деваться, кроме как всасываться в легкие. Багажник тачки напоминает передвижную полицейскую лабораторию, а по карманам распиханы баночки амила...

...когда доедали Клейтона, Скай допивал оставшуюся кварту вискаря и разговаривал с птеродактилем. Клейтон орал так, словно его вот-вот поимеют насухую, но Скаю было важнее обсудить "Симпатию к дьяволу" со своим воображаемым новым другом, чем вернуться в реальность и осознать, в какой первичный половой признак женщины они вляпались.

Кажется, Скай до сих пор не понял, куда он попал и что вообще происходит. Химия держит крепко и, пожалуй, лишь она позволяет не свихнуться, когда проблески разума салютуют отчаянно. На трезвую голову, после пережитой ночи, менталочка у Ская рискует не справиться.

Сейчас этот угашенный по всем канонам классицизма весельчак чувствует зверский аппетит и треск сверчков в области гиппокампа. Его голод в величии гротеска не уступает пенталогии Рабле, но к месту пришлась бы таблеточка феназепама.

...или выписка в табло за неуклюжую попытку на кой-то ляд потянуться за солонкой. Скай все время что-то ломает и обо что-то спотыкается, у этого парня руки и ноги живут отдельной жизнью и каждый раз, когда он немного привыкает к собственному телу, эти падлы подрастают еще. Короче, солонка была обречена, а заодно и корзинка со всякой сервировочной хренью.

- Ой, - только и мог вымолвить Скай, когда к нему как назло в самый разгар вандализма подошла молодая девушка, и начал собирать все подряд - Привет, спасибо, я все поправлю.

Угу, поправит он. Лучше бы харю свою поправил. После вчерашней ночи Скай выглядит как алкаш в затяжном запое, разве что нос не красный. И вот эта опухшая физиономия еще и приветливо улыбаться пытается. Выходит прямо-таки не очень.

Девчонка же, напротив, буквально светится здоровьем и свежестью, без подготовки можно и ослепнуть, так что Скай предпочитает взгляд на нее особо не поднимать.

Он вроде вспоминает что-то, жмурится, но отделить трип от правды не может. А потому и не парится. В разрезе обрывочных воспоминаний снова всплывает образ Клейтона. Раскадровка диафильма - кровь, кишки и дикий хохот смеющегося в ухо птеродактиля. В Свамп их приехало пятеро, а на утро осталось четверо. Подумаешь. Под дмт и не такое привидится... ну, это друзья рассказывали... да это даже не друзья  были, какие-то незнакомые люди.

Короче, ничерта Дейтон не помнит. Помнит, что они случайно завернули в эту помойку, а дальше шальное воображение разыгралось, хотя бери и пиши новую песню. Блондиночка тем временем разливается звонкой трелью и судя по ее разработанному речевому аппарату почитывает периодически рэп. Энергия из нее бьет, будто только что ширнулась кофеином внутривенно. Скай даже завидует. Ему вот сейчас особенно хреново - похмелье как никак - и он только вопросительно смотрит, пытается мысленно поспеть за бойкой девицей.

Что-нибудь особенное? Это что? Парень слегка теряется. В голове смешались мыхи с котлетами и, кажется, подобным недугом страдает не он один. У официантки, вон, там вообще меню оказалось, - - Ну ээээ, может быть есть какое-то блюдо дня?

Странный городок. Правда Скай не эксперт по маленьким городкам - из своего Лас-вегаса он мало куда за жизнь выбирался. Вот лучшие секс-туры в городе грехов - это пожалуйста. Нужен будет гид, обращайтесь. 

Он хлопает себя по карманам, с божьей помощью, не иначе, нащупав телефон.

- Сеть не ловит, - огорчается он, глядя на дисплей, и косится на незнакомку, - Извини, я могу от вас позвонить?

Надо найти Нейта и по-скорее отсюда сваливать, - думает парень. Ему здесь совсем не нравится.
***
Их действия становились более частыми, а угрозы – более явными. Сандерс осознавал, что банда Майерса поднимается на ноги и готова вступить в соперничество за территорию. Впервые они решились продемонстрировать свои зубы. Внутренние опасения неприятно покалывали, но Рик знал: в этом мире слабость не прощается.
Сердце стучало  как реактивный двигатель на огневом испытании. Он чувствовал, что момент настал, и это не просто очередной этап его безумно восходящей карьеры, но и символ трансформации в человека, чьи способности управления начинают выходить за грани гнетущего страха перед законом.
Страх и мощь переплетались внутри, создавая непривычное чувство свободы. Каждый новый шаг открывал новые перспективы, заставляя забывать о последствиях и неудачах прошлого. И чем больше Рик привыкал к подобной жизни, тем сложнее ему становилось отказаться от чувства вседозволенности. В его сознании уже перевернулись старые представления о правилах, и теперь они не оказывали такого давления, как раньше. Бандитские разборки становились привычной частью его жизни, а легкая наглость, с которой он принял решение управлять чужими судьбами, превращалась в ежедневный ритуал.
Вернувшись обратно в офис, он поставил сумку с деньгами под стол, и сел, вглядываясь в свою отражающуюся в окне улыбку. Рик понимал, что с каждым днем его подъем в иерархии преступного мира становится все более заметным. Однако за этим успехом таилась опасность – чувство гордыни могло разрушить все, что Сандерс так старательно строил все эти годы.
Каждый новый разговор с Майерсом был пронизан напряжением, но теперь он чувствовал, что обладает силой формировать его мнение. Обсуждая возможные схемы, он ощущал себя на вершине, отвечая на его запросы с расчетом на увеличение активов.
Он задумался, какой ценой ему достается успех, и стоит ли согласиться с предложением  Лоры. Встречи с женщинами были лишь утешением в жестоком мире, где никому и ни в чем нельзя доверять. Каждая улыбка казалась фальшивой, каждый поцелуй обманом. Сидя у окна своего обезличенного офиса, наблюдая за непрекращающимся движением на улице, он видел сквозь мутное стекло, как люди спешат мимо, каждый занят своими проблемами. Точно призраки – они проходили мимо, не оставляя и следа в его жизни. Отбросив размышления, Рик начал листать заметки, собранные на потенциальных жертв.
«Нужен кто-то, кто не вызовет подозрений», - думал он, когда в блестящих карих глазах  отражалось холодное понимание: время пришло. В этот момент в кабинет вошла Лора. Ее светлая улыбка, волосы, уложенные в идеальную прическу, и теплый тон лица резко контрастировали с тусклыми стенами помещения. Она представала чистым миражем на фоне мрачной реальности его теневой жизни.
- Привет, Ричи, - в уже ставшей привычной манере протянула молодая особа. Голос ее был мелодичным, но в нем угадывалось легкое волнение.
Сандерс поднял взгляд и в тот момент его поразила мысль: «Вот она, подходящая кандидатка». Поприветствовав и жестом предложив сесть, некоторое время он молча слушал.
- Лора, нужно поговорить о твоем бизнесе, - произнес он с безразличной улыбкой, - У тебя отличный потенциал, и я вижу как мы могли бы его развить. Давай поработаем над чем-то.. уникальным, - подмигнул Рик, зная, что его холодный взгляд не раскрывает ни одной эмоции. Лора не первый раз настаивала на партнерстве, не замечая, что ее хорошая кредитная история и благополучная жизнь всего лишь средство для Рика – инструмент для поддержания власти и контроля.   
Мрачный сценарий, который уже зародился в голове Сандерса насчет девушки, не учитывал ее интересы. Светлая, оптимистичная и доверчивая, она едва могла представить, в какие сети он ее втягивает.
- Скажем так, я знаю несколько производителей, которые могут предложить уникальные продукты по хорошим ценам. Нам нужно сделать твое заведение центром притяжения, и в этом пригодится разработка линейки собственной продукции. Подумай, как это сможет повысить твою прибыль.
Он сделал небольшую паузу, чтобы дать Лоре время переварить информацию.
- Конечно, это требует инвестиций и вложений. Не переживай. Я уже работал с такими партнерами и знаю людей, готовых поддержать твой проект.
Постепенно разжигая ее интерес, Рик не сообщал главного, суля перспективное сотрудничество, но утаивая отсутствие легитимности в заключаемой сделке.

Теодора весь вечер не выпускает телефон из рук и почти не обращает внимание на то, что происходит вокруг. Лишь на уровне инстинктов улавливает атмосферу, цепляется за сокрытые масками лица, накидывая в своей голове варианты: кто из них, пьяных, больных, сумасшедших, достаточно безумен, чтобы оказаться тем, кого она разыскивает? Тео знает, что он здесь. Возможно, прямо в эту секунду рассматривает издалека ее лицо, скользит взглядом по стройным ногам, убеждаясь в том, что платье, которое сам попросил надеть и в которое она почему-то действительно надела для него (нет?), и в самом деле прекрасно сидит на обманчиво слабой фигуре. Эта мысль не пугает, нет, но будоражит, дурманит, пьянит. До дрожи в кончиках пальцев подстегивает все ее импульсы и чувства, заставляя ощущать себя как никогда живой, балансируя лишь на самой грани с опасностью и смертью. Круче, чем самый классный кайф. Круче, чем секс. Круче, чем гудящие после жесточайших тренировок на износ ноги и руки.

Теодора улыбается, читая очередной ответ. Скалит зубы в непреднамеренном удовольствии, в некотором извращенном смысле игнорируя тот факт, что разговаривает не с другом и не с любовником. В этой милой переписке ведь нет ничего доброго. Это даже не флирт. Не угрозы. Не попытка сближения. Скорее, болезненная борьба с затягивающейся на шее удавкой. Секунды "собачьего кайфа" перед самым падением в беспросветную пропасть. Когда он наконец нанесет удар из этой темноты, она станет винить себя за то, что кормила монстра? Или где-то в глубине темной души только этого и ждет, а потому и провоцирует, манипулирует, разводит на эмоции и бездумно бросает вызов, рассчитывая увидеть лицо и взглянуть в глаза? Это странное чувство уверенности в собственной правоте одновременно отторгаемое и желанное... кажется, все это сводит ее с ума прямо сейчас, а Тео все равно болезненно кривит губы, прося еще и умоляя не останавливаться. Было бы жестче просто оставить ее вот так, неудовлетворенной и злой, теряющейся в догадках, предположениях и неспособной получить свои ответы? Да, но они оба, вероятно, знали, что это - не конечная цель этой игры.

Фостер и не думает воспринимать написанное всерьез, но все равно оборачивается. Скользит взглядом по равнодушным, неадекватным лицам, обменивается с кем-то парой ничего не значащих фраз и даже соглашается на танец с каким-то не самым отвратительным и пьяным на вид парнем в костюме кровавого доктора. Ей хочется думать, что у нее все под контролем, как и всегда, но обманчивая стабильность мгновения лишь свидетельствует о том, что ловушка, в которую она сознательно шла, работает. По крайней мере ведьма уже томится в ожидании своего наказания, бесцельно блуждая взглядом вокруг и к собственному удивлению осознавая, что в эти мгновения совсем не думает о более глобальных вещах, что по обыкновению почти не покидают ее мысли - мать, отец, брат, Омен, цель, Райан. Все то, что уничтожило в ней человека и сделало монстром. Все то, что она уже потеряла, но почему-то думает, что еще имеет. Если отбросить все эти мысли, то в голове остается лишь пустота. Теодора уже мертва. Так может потому и идет прямиком к своему преследователю, потому что он заставляет ее жить и одновременно может стать шансом оборвать все это раз и навсегда, просто потому, что у нее самой никогда не достанет на это сил? Слишком горда, слишком сломана, слишком глубоко под кожу проникли заветы никогда не сдаваться и всегда выживать. Это даже не инстинкт самосохранения, нет. Лишь отголоски учения клана Фостеров, вернувшиеся в неподходящий момент бумерангом. Будет ли она бороться, когда он поднесет к ее горлу нож? Или придвинется ближе, буквально умоляя насадить ее на холодную сталь?

Почти испугалась. Но даже как-то разочарована.
Думала выпрыгнешь из темноты в светящемся костюме скелета.
22:45  

Теодора опускает подбородок на плечо своего случайного партнера просто потому, что так удобнее печатать за его спиной сообщения. Парень что-то говорит о вечеринке, ее платье и даже о том, что давно заметил ее на лекциях, и Фостер непринужденно смеется, поддерживая этот нелепый разговор. Если бы он знал ее хоть на 1% из возможного, то уже бежал бы прочь, сверкая пятками, моля Господа Бога о том, чтобы этот танец ему не аукнулся. Но Уильям Блейк ничего не знал о ведьме, и это было даже мило. Настолько, что в какой-то другой, совсем не этой жизни, у этого хорошего человечка даже мог бы быть шанс.

Знаешь, один человек как-то сказал мне, что в любой игре важна не победа.
Важно получать удовольствие от процесса. И тогда ты выиграешь при любом раскладе.
Тебе нравится наша игра?
22:45  

Ведьма отсылает новообретенного поклонника за напитками и ускользает от него, продираясь сквозь плотный поток танцующих. Останавливается, когда телефон загорается новым уведомлением, и мгновенно напрягается. По спине пробегают мурашки, как будто кто-то открыл окно и впустил в помещение морозный воздух. Чувство приближающейся угрозы нависает над Теодорой, потому что от этого вопроса разит знанием и реалистичностью, подлинным интересом и пониманием истинного порядка вещей. Он спрашивает так, словно уже не раз стоял у ее кровати. Словно был свидетелем кошмаров. Будто был их причиной. И в этой странной смеси ассоциаций и чувств Фостер на мгновение теряется, ощущая потребность выйти на воздух. Она задыхается, потому что в этот момент никто уже не играет.

Сплю, как ангел.
А что, хочешь это исправить?
22:46  

Фостер разворачивается, чтобы протиснуться к выходу во внутренний дворик, но сталкивается лицом к лицу с Томасом Нойером. Натягивает на лицо привычную маску - дежурную лучезарную улыбку - и изображает удивление. Знал бы он, как невовремя. И как бы ей хотелось сейчас исчезнуть и просто провалиться сквозь землю, лишь бы не разыгрывать этот спектакль. До стеклянной двери каких-то десять метров сквозь танцующую толпу. Но Теодора не позволяет себе бросать на нее тоскливые взгляды, и вместо этого дружелюбно поглядывает на Нойера.

- Томми, не ожидала тебя тут увидеть. Давно не видела тебя на лекциях. Как мама? - взгляд невольно цепляется за нелепый костюм парня. Шляпа с приклеенными к ней нереалистичными длинными волосами, пластиковый арбалет. Для его роста и комплекции чрезмерно короткий плащ, и аляповатый образ. Выглядит комично. Настолько, что трудно воспринимать все вместе всерьез. Но Теодора почему-то относилась к нему с каким-то странным снисхождением, охотно поддерживая редкое общение, в большей степени по делу, чем ради личных взаимоотношений, - охотник на вампиров, полагаю? И как, какую-то нечисть уже сегодня поймал? Мне стоит бояться?

Демонстрируя бутафорские клыки в угрожающей позе, Тео посмеивается, а затем касается кончиком языка одного из них, словно задумавшись над чем-то, что в ту же секунду от нее ускользнуло. Мельком глянув на экран мобильного, девушка прячет его в сумочку, после чего уже намеревается предложить Томасу пробраться к выходу, как ее настигает Билли с напитками.

«Посмотри на меня»
И сердце уходит в пятки. Неужели он был уличен в своем неумеренном желании постоянно смотреть и помнить каждую черту? Каждый локон, каждый жест, каждый костюм… Весь целиком и полностью, так, чтобы отпечататься в мозгу и быть сохраненным на долгое время, чтобы в те редкие моменты, когда порознь, все равно оставаться рядом. Перед глазами. Даже когда закрыты. Потому что это потолок того, что ему, как ему казалось, светит.

«Если бы я мог, то это был бы ты»
Но Крис этого не слышит. Он почти не дышит, не ожидав такого поворота в разговоре и внезапного прикосновения. Так обнимают лицо ребенка, которого пытаются успокоить. Так делала Амрит, и делает до сих пор, когда пытается заставить Криса говорить о том, о чем он говорить не хочет. Вот оно, вот эта мысль, которая билась в голове так долго. Осталось только понять, как это спросить, пока вопрос не съел изнутри.

«Но я не могу, понимаешь?»
И Крис понимает. Пазл складывается, картина становится яснее и от результата  что-то внутри болезненно сжимается. Грустно. За этими простыми словами кроется желание отгородиться. Но не потому что Крис не тот или не такой, а потому что на пути стоит принцип. Что-то заставило Фернана отрастить себе непроницаемый панцирь, который Крис сейчас отчаянно скребет ногтями. Если он все понял правильно. Если он посчитал все правильно. А он посчитал все, до чего смог добраться, до чего у него был доступ… а до чего нет? До правды.

«Все мои увлечения...быстро заканчиваются»
— Быстро для кого? — Вопрос сорвался с языка быстрее, чем Крис успел подумать, хочет ли он докапываться до всего прямо здесь и сейчас, или будет тщательно продумывать, как и что спросить. Но если странное уже начато, пусть идет дальше. Если Фернан хочет рассказать, пусть рассказывает. Значит, он сам не видит другого выхода. «Какого черта» — всегда самое правильное решение. А все самое лучшее в жизни случается  внезапно.

«Мне понятно желание денег или плотских утех. Того, что хочешь ты, я дать не в силах»
— Чего же я, по Вашему, хочу? — «А сам ты знаешь ответ на этот вопрос?» И кто сказал, что он не хочет ни денег, ни развлечений? Не то слово. Не так это называется. В этом городе достаточно борделей, чтобы удовлетворить самый избирательный или извращенный вкус, но Крис никогда в них не нуждался. Было бы странно сыну содержанки лет с пятнадцати не понимать, чем и как зарабатывает мать и ее подруги. И не получить исчерпывающих ответов на все интересующие вопросы. Настолько исчерпывающих, что это не были ответы, а сразу опыт. Который тогда был воспринят как что-то само собой разумеющееся, но не необходимое. На Фернана Крис тоже не смотрел с вожделением, пока не прервал ту тренировку. Видимо, мешал недостаток воображения. И мнение, что эта неприступная вершина никогда не будет достигнута, по тысяче причин, которые он сам себе надумал. Вместо фантазий он постепенно все больше вплетал себя в чужую жизнь, желая стать необходимым и незаменимым иначе. Там, где ему доступно. Вкладывал силы в изменение мелочей рабочего быта, чтобы все делалось быстрее и удобнее.  Эффективнее, прибыльнее и так далее… Тогда бы у Фернана точно не возникло бы мысли менять секретаря. Но сам Крис наивно считал это заботой. Ведь ему больше ничего не светит. Наверное, наивно было думать, что он сможет терпеть бесконечно долго и ничем себя не выдать. — Повторить судьбу матери, пусть и без приплода в подоле? Да, Вы правы, это испортит мне жизнь. Но прежде даст лучшие в ней воспоминания, которые будут стоить такой цены. А это Вы уже скорее не в силах отнять, потому что уже дали.

Не трогаясь с места, Крис лишь повернулся в сторону Фернана, пока это говорил. Слова прозвучали как-то очень хлестко, явно оставляя след невидимого удара по его самооценке, и потому лицо горело. Нет, не стыдом, а даже каким-то облегчением. Больше не придется… А ничего больше не придется. Пропуская через себя вопрос, он уже смирился с тем, что ему могут прямо сейчас указать на дверь. Но двигаться к ней нет никакого желания. Если это их последний разговор, он должен достояться. Главный вопрос ещё не задан.

Не будь у него гигантского терпения в запасе, Азирафаэль сказал бы, что это невыносимо. Просто невозможно всё это терпеть. Кроули всегда был неимоверно упрям, не слишком-то сговорчив, иногда даже откровенно глуп и смел до безрассудного отчаяния, но сейчас!... О, сейчас он буквально переплюнул сам себя. Стоял и всё отрицал, все его, ангела слова, отвергал даже самую малую возможность просто задуматься о предложении Метатрона, не говоря уж о том, чтобы его принять. А ещё злился. Ну конечно же, он злился. На Азирафаэля, своего друга. А надобно было злиться на самого себя. Как минимум, за то, что такой упрямый, упрямый ишак!

Но Азирафаэль не думал ни сдаваться, ни паниковать. Терпение всегда было главной его добродетелью. На то ведь он и ангел, в конце концов, разве нет? Ещё он отлично умел объяснять, убеждать, имея в запасе миллион аргументов в свою пользу, далеко не весь арсенал которых он использовал сейчас, дабы старый друг (а Азирафаэль уже давно не противился Кроули таковым называть, что открыто, что в своих мыслях) был на его стороне. Самый главный козырь был ещё не использован, и Азирафаэль пока не торопился доставать его из рукава. Они провели в спорах уже несколько тысяч лет, разве смогут что-то, при таком раскладе, решить пара часов? Вот-вот - ничего не решат. Так что, время, можно сказать, целиком и полностью играло на их стороне.

Поэтому Азирафаэль выбирает пока что тактику невмешательства. Да, он выбирает просто не мешать. Пусть Кроули возмущается, пусть злится, сердито сопит, выдувает ноздрями адское пламя, меряет шагами магазин, да хоть перебъёт здесь всё - ангел будет просто стоять и смотреть, ожидая, пока его друг угомонится, допустит в свой разум мысль, прокрутит в своей голове, а после придёт к верному решению. Ведь с Кроули так случалось уже множество раз. Да что скромничать - так было практически всегда, над чем бы два небесных создания (один из которых нечаянно скатился вниз когда-то) вместе не трудились. Азирафаэль верит, что и сейчас всё получится, всё случится ровно также.

Впрочем, проходит минута, вторая, три и десять, а Кроули всё не сдаётся. Нет же, он даже не думает смягчаться. И никаких сомнений в том, что не прав, судя по всему, всё ещё не появилось в его голове. Вопрос, зачем ему, Кроули, обратно становиться ангелом, едва не увёл почву из-под ангеловых ног. Азирафаэль вздыхает, изо всех сил пытаясь сохранить душевное равновесие.

- Как это, "зачем", Кроули? - отчаянно восклицает он. - Как - "зачем?" Потому что ты - ангел. Да, это именно то, кто ты есть. И я хочу, чтобы все вокруг знали эту правду о тебе, моём друге! Чтобы ты занимал место, которого достоин, которое по праву твоё, а не якшался со всякими... сомнительными сущностями, которые не стоят даже стёклышка из твоих очков. Легур, Хастур, и прочие демоны... Ты, правда, думаешь, что эта компания - всё, чего ты достоин? Ну нет же, ты умнее их, добрее их, лучше их, и, уж конечно, гораздо сообразительнее, и красивее, и... И... Может быть, ты этого не помнишь, Кроули, но я помню твою улыбку, и восторг в твоих глазах, когда мы наблюдали, как Господь создаёт звёзды, и я отдам всё, лишь бы снова увидеть их, даже мою любимую Землю, этот магазин, и этих людей... И мне плевать, какие ухищрения проделал Метатрон, я не глупец, я прекрасно знаю, что такое Второе Пришествие, и к чему оно приведёт, и я делаю это добровольно, а не по указке Метатрона или кого-либо ещё, ради тебя, ради нас! 

Он чувствовал, как во время тирады щёки раскраснелись, и выдохнул последние слова, и схватился рукой за стол, чтобы не упасть, чрезвычайно распалённый, и стал буравить Кроули взглядом, в ожидании хоть какого-то решения, какого-нибудь ответа. А, чтобы тот сподобился ответить быстрее, заявил:

- Если ты этого не понимаешь, то я... я... тебя укушу! Вот так.

И для убедительности дважды топнул ногой.

Конечно, все эти слова были лишь сливками в десерте. Азирафаэль вовсе не был глупцом (хотя Кроули сейчас, может быть, думал о нём именно так), и, едва поцелуй перестал жечь губы огнём, прошёл первый шок и страх, стал бомбардировать Кроули открытками и валентинками. "Улыбайтесь, несмотря на то, как день прошёл", "Вы - великолепны", "Вас ждёт самый лучший на свете друг" - гласили они. Так Азирафаэль выражал свои чувства, которые выразить смог очень глупо, когда Кроули его поцеловал. Да, это были признания в любви, без сомненья. И, хотя все они были анонимны (на адрес квартиры, в которой Кроули проживал сейчас просто каждый день приходили открытки без подписи), неужто демон не догадался ни разу, кто адресант?

Судя по его поведению - нет. Или он притворялся, что нет. Делал это мастерски, коли так.

Так что, понемногу, чувствовал Азирафаэль, на него накатывает отчаяние и разочарование. До той минуты, как Кроули не снял очередные свои тёмные очки, не посмотрел на ангела, и не сказал, наконец, то, что он сказал.

- Правда? - лицо Азирафаэля тут же озарилось неподдельным счастьем, он подошёл к другу и сковал его в объятьях, сжал в своих руках: - Да! Да, нам стоит попробовать! Вместе! Это будет замечательно! Мы столько натворим, Кроули! Мы создадим новый, прекрасный мир!

В сердцах ангел притянул друга к себе ещё ближе и страстно расцеловал дважды в каждую щёку. Наконец-то!

Азирафаэль буквально торжествовал. 

пляшущее пламя костра бросает тени на лицо незванной гостьи. та не таится намеренно, не пытается притвориться ему другом. рождённый сражаться — не станет кузнецом или пахарем. это штефан знает наверняка. а он, несомненно, рожден для войны. рошу слушает, плотнее укутавшись во мрак, стянувшийся вокруг него, обволакивая силуэт мороя. вдумчиво, но с усталостью, въевшейся в самую суть его существа. за последние десятилетия рошу видел достаточно, чтобы понять: угрозы – это лишь слова, а кровь – просто топливо для пламени, зажжённого когда-то в нём против его воли. последняя, пожалуй, лучше бы затмевала разум, как у истинных стригоев, восставших из мёртвых, заставляя разрывать глотки и жадно лакать, нежели давала себя снова почувствовать тем, кем он был в самом начале жизненного пути. слабым, уязвимым и, он едва не усмехается от этой мысли, полным идиотских надежд на то, что он станет героем в глазах тех, кто презирал его.

   девица с горящими глазами и медным молотом воспринимается мороем как очередная помеха, решившая, что может указывать ему, где жить и как умирать. когда она вытряхивает голову перед костром, штефан лишь устало прикрывает глаза на мгновение, издав сдавленный вздох. голова мародера, скорее всего. на его руках крови хватит, чтобы затопить эту долину, но к чему эта попытка тыкнуть его носом в его обыденный образ жизни? жизнь на поле брани научила его не тратить эмоции на тех, кто сам выбрал путь насилия. рошу — выживший там, где ушла в землю кровь, а с ней и жизнь, сотен таких же воинов. перерубленный почти напополам, от закованного в клетку рёбер сердца, по кривой линии чужого меча до самого бедра, где рубцы до сих пор горят на погоду вокруг криво приросшего лоскута белой кожи. тогда он выбрался лишь благодаря тому, что жадно пожирал не успевшую выстыть на холодных ветрах кровь с трупов, чтобы не остаться лежать с ними, оставив после себя лишь образ охотника за златом, сводящим с ума и самых стойких. те, кто с ним ураганом проносился по придорожным трактирам, те, кто назвались ему братьями, не вернулись, надеясь отыскать его живым. это всё, что стоит знать и о той сече, и о чужих клятвах. рошу выжил. но внутри что-то оборвалось, та самая ниточка человечности выскользнула из рук и он остался с оголённым инстинктом выживания, где ключевой потребностью стало одиночество, свобода от привязанности и доверия даже тем, с кем он делил хлеб и кров.

   — земля? — хрипло фыркает морой, голос звучит низко и глухо, словно через него свой ответ даёт тот самый, кто проклял его, кто вечно шепчет голосами забытых богов. — горы не принадлежат никому. и, поверь, девочка, ты не первая, кто пытается отнять у меня право по ним ходить, не таясь. и уж точно не последняя.

   штефан чувствует исходящую от девушки силу, дикую, первобытную, опасную. но он слишком вымотан этой круговертью мечей и багровых рек, чтобы испугаться. рошу просто хочет, чтобы это закончилось как можно быстрее и без лишней крови. но штефан чувствует исходящую от девушки силу, дикую, первобытную, опасную. он знает. не просто чувствует, а знает, как знают старые деревья погоду, как знают горы дыхание земли. эта встреча не закончится мирно. когда она заканчивает говорить, штефан медленно вытаскивает ятаган из ножен. движения  плавные, тихие, но в них чувствуется нпоколебимость камня, плотно вросшего в землю. морой стоит, чуть склонив голову набок, словно оценивая ее – не как противника, а как источник головной боли. глаза рошу, мутно-белесые, поблёскивающие сквозь темноту, кажутся пустыми, как старые, осушенные колодцы, но в них неумолимое раздражение, которое рошу даже не пытается скрыть.

   морой делает решительный шаг вперед. где-то позади кобыла пытается сорваться с привязи, поддаваясь инстинкту сбежать прочь от хищника. рошу бросает на нее короткий, смеряющий взгляд. даже если она оборвёт повод и пустится прочь, рошу найдёт её. но не раньше, чем разберётся с другой проблемой.

   — цена другая, говоришь? — усмехается он, обнажая в усмешке клыки, которые он давно использует по прямому назначению, предписанному самой природой,  – хорошо. вот тебе моя цена. ты уходишь. прямо сейчас. и я, может быть, забуду, что ты вообще здесь была.

  рошу делает паузу, внимательно наблюдая за ее реакцией. особую порода. такую можно встретить лишь в тех, кто вырос под грохот битвы, кто закален в горниле войны. давно у него не было достойного противника. слишком много времени прошло с тех пор, как его меч последний раз купался в крови не просто мародеров и трусов, а равных ему по силе. эта девица – другое дело. в ней есть что-то... первобытное, непокорное. она опасна. и эта мысль будит в нем что-то давно позабытое, что-то звериное. не просто инстинкт выживания, а жажду битвы, жажду доказать, что он все еще силен, что он все еще способен на многое.

   — ятаган не тронь, — добавляет он, прежде чем она успевает ответить. — этот кусок железа мне дороже твоей жизни. он видел слишком много, чтобы просто так от него отказаться. он – единственный, кто помнит времена, когда я еще верил в то, что делаю.

   рошу молчит, ожидая ее ответа. готовый к драке, готовый к боли. готовый показать ей, что значит столкнуться с настоящим монстром, созданным не проклятиями и чёрной магией, а вечным разочарованием, когда ты уже перестаёшь отстаивать себя и покорно становишься тем, кем тебя считают самые близкие. рошу знает, что в этой схватке он проиграет, даже если останется стоять на ногах. ятаган же останется с ним. как напоминание о том, что даже в самой глубокой тьме иногда проскальзывает луч света, пусть он и блестит, со свистом разрубающей воздух стали.

[icon]https://i.pinimg.com/236x/7c/27/38/7c27384517168d209e7a9c153433b6d5.jpg[/icon]

Посмотрите в глаза любому вашему домашнему питомцу, (даже если это бык на ранчо) - вы увидите в них целый мир, начинающийся от их диких древних предков, которым, в свою очередь, покровительствуют Великие духи. Не такие сильные, как Боги, когда-то властвующие на свободных землях коренных народов американского континента, но тем не менее, каждый из них - воплощение бесконечно разнообразных энергий жизни этой планеты. Койот, черепаха, бизон, ворон, змея, орёл, медведь, олень и другие - земля, воздух, вода, огонь - стихии, каждая из которых имеет свой характер, пусть и на взгляд многих современных обывателей, некоторые из них выполняют одни и те же функции. Возможно. Но что было бы с миром, не будь конкуренции? Величие язычества всегда было в свободе, где даже духи могли как противостоять друг другу, так и быть союзниками в зависимости от ситуации и выгоды. И поверьте, Боги, царствующие над ними, могли быть куда менее справедливы к смертным, чем даже схитривший во благо собственного благополучия койот. Однако, были среди них и те, кто тяготел к той или иной стороне в большей степени. Так бизон - благороднейший из благороднейших, никогда не ступал на кривую дорожку, а змея… что взять со скользкой твари? Воплощение хаоса, лжи, перерождения и оборотничества, ядов как буквально, так и в аллегорическом смысле, она всегда пользовалась популярностью у шаманов отнюдь не благородных намерений. Но чтобы заявить о себе спустя сотни лет?...

Не каждый тотем имеет достаточно силы, чтобы называться артефактом. Зачастую, это просто красивая деревянная статуэтка, намоленная членами того или иного племени на мелкие оберегающие функции. Однако есть и те, что представляют собой могущество, достойное духов, ведь в них заключены частички Великих сущностей, к нашим дням, по большей части, утерянные навсегда или уничтоженные... Так думал койот.

Не слыша о змее с их последней встречи тысячелетия назад, дух уже и забыл о ее существовании, увлекшись развлечением себя самого, пока не увидел достаточно, чтобы осесть на тихой пристани Стоктона, однако сегодня ночью она напомнила ему о себе отнюдь не так, как хотелось бы. Ведение разрядом молнии врезалось в сознание, разбудив посреди ночи тревожным посланием. Пробужденный кем-то тотем окутывала темная, неприятная, токсичная энергия самых мерзких чувств и намерений, а само событие получило подтверждение уже утром, когда в новостях объявили о краже прямо из-под носа аукционистов Лос-Анджелеса древней статуэтки племени чокто - знатных поклонников рогатого змея, унаследовавших эту преданность от Ацтекских предков.

- Кому мог так понадобиться экспонат, едва ли тянущий на свою стартовую цену? - Возмущался диктор, приводя в пример гораздо более ценные лоты того дня.

- Тому, кто знает, что может дать эта ползучая стерва. - Рычит старому, ламповому ящику койот сквозь зубы, удерживающие оскалом добротную самокрутку с индейским табаком.

Нагваль - слово, от которого перекосит любого местного, (и да, имеются в виду настоящие хозяева этой земли, а не потомки переселенцев). Шаман-колдун, использующий силу духов не во благо и не по честной сделке с сущностью, не как его благословение, а жадный до могущества оборотень, уничтожающий все на своём пути. Без шуток, но порой даже Вендиго, потерявший над собой контроль из-за вечного голода, слабее и куда менее опасен, чем разумный монстр, получивший всю силу своего тотемного покровителя. Зачем? Это был уже последний вопрос. Зачастую, нагвали жаждали либо мести кому-то, (а то и целому племени), либо решали какие-то свои комплексы и как модно говорить в современном мире, детские травмы, обвиняя в них весь мир и пытаясь покончить с ним. Сейчас это не было важно. Сейчас сознание койота бередила дилемма - вмешиваться или нет? Ибо с одной стороны, затеи Ин-эи,  (так одно время ядовитую звали Чероки), и ее смертной игрушки уже его не волновали - в Штатах сейчас слишком много людей и нелюдей, чтобы они остались незамеченными и наверняка какой-нибудь охотник уже идёт по их следам - дух ощущал стороннюю энергию где-то в том же районе, а с другой - если нагваль затеял месть изгнавшему его племени - настоящих, чистокровных наследников древней крови коренных народов континента слишком мало даже в самих резервациях, чтобы жертвовать ими. Так что же, ждать?

[html]<iframe frameborder="0" allow="clipboard-write" style="border:none;width:100%;height:100px;" width="100%" height="100" src="https://music.yandex.ru/iframe/track/69183508/11548873">Слушайте <a href='https://music.yandex.ru/album/11548873/track/69183508'>Native American Flute</a> — <a href='https://music.yandex.ru/artist/9664796'>Galahadis</a> на Яндекс Музыке</iframe>[/html]
Терпение - лучший друг хорошего охотника и следующей ночью, когда легкая, приятная прохлада сменила жаркий Калифорнийский июньский день, сухой, патлатый апачи сидел у костра под полной луной на пристани, прикрыв глаза и разнося по ветру мягкие, насыщенные мелодии бамбуковой индейской флейты. Казалось, смертный мир вокруг него замер, а завеса между мертвым и живым истончилась настолько, что на музыку трикстера стянулись мелкие духи в виде пляшущих голубовато-белых огоньков, изредка цепляющихся за двухметровый призрачный силуэт антропоморфного койота, обтекающий спокойно пульсирующую ауру индейца. Он повторял его движения, а музыку двух флейт связывал энергетический шлейф, уходящий по водной глади в обе стороны стороны реки. Великий Тала-Ахану слушал мироздание, вырисовывая в сознании приблизительную карту бывших и будущих передвижений скользкого вора и его покровительницы, что теперь стала жертвой, ведь чтобы обратиться нагвалем, шаман должен поглотить душу тотема, пусть и для самой змеи часть ее сути - не велика потеря.]

Глаза сильно жгло, словно в них засыпали раскаленного песка. Лилит не видела часов, потому что в комнате было слишком темно, но точно знала: время давно перевалило заполночь. Светящиеся бело-зеленоватые звездочки, развешанные на потолке, совсем не радовали.
На плече покоилась голова сына, а сам он лежал всем телом прямо на матери. Ребенок был не тяжелым, но это не радовало — поставили начальный недобор веса. От шеи, где кольнуло, болезненность неприятно растеклась к пояснице, вдоль позвоночника. Медленно распрямила затекшие ноги. Пальцы до боли сжались на металлическом баллоне ингалятора, когда Драго не делал выдох чуть дольше, чем три-четыре секунды.
Весь мир теперь делился на четыре. Хотелось не дышать самой, лишь бы слышать дыхание ребенка. Вокруг лежали книги, прямо на полу. Она помнила их названия наизусть.
"Диагностика легочных заболеваний ", "Пульмонология в современном мире ", "Инфекционные заболевания верхних дыхательных путей ".
Ной в затекших мышцах грозил перейти в вопль и пришлось выдохнуть сквозь зубы. Ещё полчаса. Пусть поспит, так плохо спит ночами. Она теперь, возможно, могла бы неподвижно позировать скульпторам, потому что позы, находясь в которых = дышать, порой были самые непредсказуемые.
Полусидя, полулежа, почти вертикально. Позавчера она едва не разбила колбу с чьими-то анализами, когда кто-то из коллег пульмонологии вновь заикнулся об интубации, искусственной коме, переводе на ИВЛ.
"Я вас всех до единого здесь заинтубирую, но ни за что не позволю ввести моего ребенка в состояние медикаментозной комы", — она отчаянно злилась, не в силах даже дрожать.
Выводить из комы клинической — этого ты хочешь? Стоял в отчужденных глазах немой вопрос.
Оставьте нас в покое. Я никого не хочу слушать.
Лилит повернула голову, чтобы хоть как-то размять шею и тяжело сглотнула. Вместо маленькой тумбочки, около кроватки теперь стоял громоздкий кислородный аппарат.
Она его ненавидела.
Кислород. Эта полупрозрачная маска на побледневшем лице. Что переедет сюда следующим? Аппарат ЭКГ? Дефибриллятор. Точка. Нет.
Взгляд обратился куда-то вверх, впиваясь в одну из развеселых звезд. Если бы она была настоящей. Если бы она могла упасть.
Потолок покачнулся, импровизированное небо почти рухнуло. Звездопад!
Звездопад.
— Пожалуйста. Пусть мой ребенок останется жив...
Уже через секунду чуть вздрогнула, вынужденная слушать раздражающую трель телефона, не имея никакой возможности подойти, лишь убедившись, что звонок не будит сына. После десятого гудка включился автоответчик и она услышала свой собственный, развеселый голос:
— Эй, привет! Вы позвонили в дом семьи Снейк. Если вам нужен Себастьян, нажмите "один", но он всё равно на работе. Если у вас что-то болит и ничего не помогает, то нажмите "два", а лучше запишитесь на прием. Мы все внимание!
Послышался короткий звук, возвещающий о том, что человек на том конце провода может записывать голосовое сообщение, как водится, после сигнала.
Недолгое молчание, звонивший(или звонившая) повесил трубку, не сказав ни слова. Муж никогда не звонил просто чтобы помолчать, если бы позвонила мать, то уж она разошлась бы на полчаса, так что Лилит пришла к самому простому выводу: номером ошиблись.
Воспоминание о матери заставило нахмуриться. Приподняв сына повыше, она подумала о родителях. Мистер и миссис Ифан были классическая пара тиран и подкаблучник. Причем, тираном была её мать; Офелия. Алан обладал тихим, мягким нравом. Ко всему прочему, действительно за что-то любил эту женщину.
Деспотичная и консервативная, она была на седьмом небе от счастья, когда дочь встречалась с Джеком Статуаром и влезла в вечный траур по семейному благополучию своего ребенка с тех пор, как Лилит твердо объявила о помолвке с Себастьяном. После свадьбы, на которую миссис Ифан даже не пришла, в крышку гроба были вколочены абсолютно все гвозди. Мать слишком боялась её супруга, чтобы открыто показывать своё отношение, зато язвить исподтишка была всегда рада.
То пришлет на рождество книгу: "Кислота и её разрушительные действия ", намекая на всю суть брака Лилит, то пишет анонимные кляузы в Хогвард, дескать, ваш химик ломает психику юных, неокрепших созданий.
На свадьбу прислала керамическую фигурку из диснеевского мультфильма "Красавица и Чудовище ". Распечатав сей дар, Лилит полчаса не могла успокоиться, взрываясь раскатами смеха и сетуя, как же плохо она выглядит в свои двадцать лет.
Но, если подходить без иронии, оставаться без поддержки матери сейчас было очень тяжело. Будь она другой, можно было приползти под вечер, уткнуться в теплое плечо, обтянутое шерстяной кофтой и посидеть вот так часок.
От миссис Ифан же ничего, кроме упреков и уверения в том, от кого надо было рожать, не дождешься.
Лилит уложила сына в кровать, а сама спустились на кухню, допивая остывший премерзкий кофе. Горячим она не успела его выпить, потому что случился приступ, потом кислород, укачивания, бесконечные круги по детской, пока заснет хоть как-то. Напоминанием об этом был лежавший на полу ингалятор и маленькая фиолетовая тарелочка с почти нетронутой кашей, размазанной по полу. Не успела убрать вечером, теперь отскребать...
Вдох. Выдох. Нет времени на лишние эмоции, его просто нет.
С холодильника на неё смотрел зеленый крокодильчик, держащийся на магнитах. Детский рисунок. Она прежде, к слову сказать, любила прикреплять на ту же дверцу какие-нибудь записки. Рисовать желтые смайлики и маленькие пурпурные сердечки. Сейчас на это не было сил и записки, если и писались, то коротко, сухо, простым карандашом, оставаясь на столе, реже — на подушке.
Нет, всё-таки надо тут прибраться. Поставила чашку в раковину, равнодушно вылив уж совсем ужасные и безвкусные остатки со дна. Подняла тарелку. Протерла пол, тарелка тоже отправилась в мойку, а ингалятор на край обеденного стола.
Опершись о раковину, Лилит сделала несколько глубоких вдохов.
Лучше не стало. Пришлось открыть ледяную воду и побросать пригоршнями себе в лицо. Несколько капель попало на ворот бирюзового халата, длиной ниже колен, но она не заметила.

Зашипела словно кошка, когда буквально вылетая из машины, запнулась о камень и сильно ударила пальцы на левой ноге. Не останавливаясь и не вслушиваясь, уходила быстрым шагом, подальше от чертовой машины. Заходя в придорожное кафе, которое больше было похоже на бар, получила десятки взглядов в свою сторону. Тут же смутилась, опустила взгляд, поправила капюшон и направилась к барной стойке. Бармен, бариста, наверно, даже хозяин сего заведения, в ожидании посмотрел на меня. Во взгляде не читалось вопросов, лишь мысли об очередном заказе. Повернулась, чтобы посмотреть назад, беспокойство и учащенное сердцебиение выдавали мое состояние. Выдохнув, начала говорить, когда взгляд еще мазком проходился по окну кафе. В окне виднелись припаркованные машины, но той, от которой я уходила, не было.
- Капуччино, пожалуйста. С собой.
- Сэндвич?
- Ммм... - посмотрела на мужчину, зная, что от подобных не стоит ждать беды, а вот некой заботы - да. В своих мыслях заключила, что подобное отношение происходило скорее всего из-за моего возраста. Но вопросов все же не было. На этом им спасибо. Плюс иногда все же попадались на телефонный разговор с родителями. - Да. Спасибо.
Я проспала на автобус. Хорошее начало для триллера. Было бы смешно, если бы не то, что нарвалась на козла. Стоит сказать спасибо тому, кто оберегает меня, за то, что не было активных действий. Лишь предложение провести время и тяжелое прикосновение по колену. Хорошо, что я почти все время в джинсах. В поездке, конечно. Мы проехали лишь несколько километров, когда сказала, чтобы остановили.
Мне впервые пришло в голову, чтобы нарисовать защиту. Где-то в подсознании кружились неосознанные мысли о том, что могла бы защитить себя. Но это все было на грани флера подобных мыслей, не до конца сформировавшись. Страх бил по нервам, а как мы знаем у него глаза широки.
- Не подскажите, когда будет следующий автобус?
- Завтра.
Я кивнула и продолжила ожидать свой заказ. Не самого аппетитного на внешний вид мне был подан сэндвич. Хотя по опыту знала, что по вкусу он мог быть наравне с городскими вариантами. А то и вкуснее. Встретившись взглядом, послала улыбку уголкум губ и сделала большой укус. Все таки за утренним экшеном не успела ни поесть, ни выпить кофе. Напиток источал волнительный аромат, чувствовала, что это была легкая зависимость. Рассчитавшись, спрыгнула с высокого стула и пошла к выходу. Чувствуя на себе взгляд. Возможно, во множеством количество, но все же не в таком масштабе, как при входе. Я смирилась с этим, уже знала, что одинокая девушка, еще и молодая будет вызывать вопросы на дороге. Так что спокойно вышла, вдыхая и встречая знойный день. Вместо того, чтобы дождаться или попросить помощи в кафе, вновь иду на дорогу. Будто не я полчаса назад убегала от извращенца с загнанным сердцем. Риск все моё. Да и ждать особо не люблю, я планировала к вечеру добраться и заселиться в новый в хостел.
Этот человек, с именем Кип Киноби. Уже несколько отца ищу, сколько человека. Такое ощущение, что он не только может найти мою ДНК, но и ответить на вопросы. Хотя этого делать то и нельзя. Ну, как мне говорили. Вообще непонятный, смутный тип рисуется. Видимо, меня это не останавливает, когда иду вдоль дороги. Доедаю сэндвич и отпивая горячий (не по погоде, но а как по другому -  айс кофе что-то на идиоском) напиток, чувствуя, как капельки пота скатываются по скуле и спине, но чувствуя, как начинаю функционировать.
Слышу позади себя машину. Отошла уже на приличное расстояние от придорожной забегаловки. Оборачиваюсь и несколько шагов делаю спиной. Выставляю руку с поднятым пальцем вверх, когда в кулахе зажата измаятая и слегка влажная от соуса бумага. Улавливаю женский силуэт, и это вселяет в меня уверенность. Машина все ближе и понимаю, что за рулем девушка. Самое лучшее, что со мной могло произойти. Чуть выхожу на дорогу, чтобы меня точно заметили. Машина останавливается и я наклоняюсь, чтобы заглянуть в окно, при этом опуская руки.
- Привет, ты случайно не сворачиваешь на трассе? Можешь до города подкинуть? - Говорю куда именно мне нужно, но в целом можно выкинуть и раньше.
Вообще практика подсказывает, что если человек тормозит, то это 90% согласия на твое присуствие в его машине. Снимаю свой рюкзак со своим немногочисленным скрабом. Хорошо, что в хостелах и в Америке в целом развита культура прачечных. С разрешения хозяйки кидаю рюкзачок на заднее сиденье, убираю бумажку в один из многочисленных карманов сумки и с почти пустым стаканом кофе, сажусь рядом с водителем. Не забыть пристегнуться, и мы трогаемся.
- Мара.
Своим полным именем, вообще почти не пользуюсь. Хотя мама с папой все же предпочитают именно то имя, которое мне дали при рождение. Но почти "приклеенное" короткое, возможно, отчасти прозвище. Интересно было узнать, что мое имя имеет греческое происхождение, как и происхождение моей семьи со стороны мамы. А вот фамилию мне уже дал отчим, итальянец. Короткое имя имеет большое значение в славянской мифологии, которое казалось бы не имеет ко мне ни какого отношения. Если бы не мои непонятные... Что-то, на что направшивается слово "силы", но разум упорно от этого отказывается. Почему-то мне откликнулись слова о том, что Богиня переправляет в мир Нави, что означает посмертие и в вдальнейшем начинается новый путь. Под моими руками рисунки тоже будто начинают путь. Но сейчас карандаши в блокнотом лежат на самом дне рюкзака, и точно не достаются в подобные моменты. Слишком опасно. Если друзья готовы были отказаться отвсего, что нас связывало, неизвестно, как отреагируеют незнакомые люди.
Опасно и рискованно. Я стараюсь свести эти понятия к минимуму.
Явно не сегодня.

Я очень давно болею великой, многослойной любовью Генриха II Плантагенета и Элеоноры Аквитанской и вот наконец появился шанс воплотить эту историю в жизнь.

<...> ГЕНРИ. Мы имеем друг друга, и мне кажется, в этом и есть надежда.
ЭЛЕОНОР. Мы дикие существа, Генри, и вокруг нас темнота. Видишь их? Вон там видны их глаза.
ГЕНРИ. А они видят наши глаза. (Поднимается, нагибается и поднимает свой меч). Я готов схватиться с кем угодно. А ты?
ЭЛЕОНОР. Какой бы я была дурой, если бы отказалась от своей любви к тебе. <... > © пьеса "Лев зимой" / "Аквитанская львица"

Сегодня в региональном парке звенела сталь и гремели лошадиные копыта. Стоктонский клуб исторической реконструкции “серебряная роза” соревновался в убедительности боевого действия с соседями из Сакраменто, разыгрывая конфликтное столкновение двух рыцарских орденов, известных страшной конкуренцией в момент своего расцвета - Тамплиеров и их братьев по вере в члрных плащах - Госпитальеров. Одни - ревностные монахи, уверовавшие, что жертва душой во имя Творца допустима, а их рвение настолько велико, что, порой, застилает рассудок; другие - ученые рыцари, стратеги и тактики, использующие свою веру скорее как бизнес, где активом является здоровье населения. Они строят госпиталя и ставят карантины, научились первой простейшей анестезии и в целом являются куда более светским орденом, нежели белые плащи. Хотя, с их точки зрения, Иоанниты ходят по грани с богохульством и не достойны Святой Земли. Что ж… не будем сейчас вспоминать о том, кто в итоге выиграл это соперничество, да ещё и обзавллся собственным государством - Мальтой. На данный момент почти пять десятков вполне себе современных, взрослых мужчин, нагруженных кольчугами и латами, портили ровный парковый газон сапогами и такими же армированными скакунами, до нитки промокая под дождем, однако от этого, кажется, зверея еще больше, что передавалось и зрителям, чьи голоса сливались в унисон с криками рыцарей. Там же, по периметру, кузнецы и ремесленники показывали быт железных веков, а дамы разыгрывали светские беседы придворного сословия или крестьянок. Но самое главное началось под вечер, когда на территорию фестиваля опустился сумрак и зажглись факелы и кострища - молодые люди в костюмах оруженосцев и пажей принялись готовить главную арену, где должны были предстать лучшие дуэлянты обоих орденов и решиться наконец, кто одержит победу в этом году.

Де Тейм стоял в шатре у своей кромки поля и менял кольчугу на латы с помощью суетящегося вокруг него “слуги” и примерялся к топору, с которого планировал начать схватку со своим оппонентом, что отыгрывал, надо сказать, весьма достоверно роль человека, которого Филипп знал когда-то лично пусть и их схватки ограничивались словесными баталиями и парой кулачных спаррингов сгоряча - приором французского ордена храма Югом де Пейро. Тот переодевался на другой стороне арены и любовно начищал острие клевца - достойного ответа оружию госпитальера, если не учитывать наличие щитов и у одного и у второго, однако сначала они должны были сойтись на лошадях и турнирных копьях. Оба рыцаря молились. Липовый де Пейро - для театральности, Филипп де Тейм по-настоящему. Великий приор иоаннитов уступал “французу” в росте, хотя и был не ниже 5.9 футов (180 см), а также в возрасте - реставратору со стороны красных крестов было чуть больше сорока, в то время как документы Ричарда Тейма, коим рыцарь белых крестов звался сейчас, указывали 50. Народ делал ставки очевидно на более молодого, тем более после целого дня других сражений, но никто ведь не знал, что “английский профессор” воевал всю жизнь… а вот “тамплиер” боялся. Он не знал правды, но как опытный историк и сам, видел де Тейма в бою, отмечая то, как двигается рыцарь, каков его удар, ломающий щиты и сам как раз поставил бы на оппонента, если бы не ряд подлостей, к которым прибегнул, что Сакраменто точно увлз победу.

Шум постепенно уступал гробовой тишине. Вышел герольд, ломая глотку без всяких микрофонов объявить “козырей” всего фестиваля. Липовая королевская дочь отдала свою бархатную зеленую ленточку “французу”. “Король” кивнул де Тейму, привстав. Загремели трубы и барабаны.

Белое и черное. Рыцари оседлали лошадей и получили турнирные копья и щиты. Дождь и без того размыл дорожки земли до состояния грязного месива, однако никто не знал, что со стороны госпитальера под тонкий слой грунта во время подготовки “сцены” был врыт скользкий материал. Конь на полном ходу должен был поскользнуться и не дать седоку удержать оружие. Так раунд гарантированно выигрывал де Пейро, но он не учлл ни физику, ни реальные условия в такой погоде и в тот миг, когда скакун Филиппа окончательно потерял равновесие, но де Тейм всл же удержал оружие, удар француза выбил его из седла с такой силой, что трибуны встали, охнув, от грохота железа и хриплого рлва вполне настоящей боли вперемешку с ржанием ломающего ноги коня. Однако то лошадь, а человек, перелетев через собственную голову и потеряв шлем, остановил поллт на спине только въехав плечом в нижнюю трибуну прямо под ноги какой-то девушки. Он лежал неподвижно, хрипел и задыхался, как переломавший спину в автокатастрофе, голубые глаза ошарашенно смотрели куда-то в небо впереди себя, а короткую седоватую щетину залипило кровью и грязью. Казалось, вот-вот он перестанет дышать - любой обыватель поймлт, что после таких падений в сорока килограммах доспехов с высоты лошади и на такой скорости не выживают… Но когда помимо случайной свидетельницы вокруг него начали собираться люди и медики, он просто сел… вытер лицо перчаткой и сел, сплюнув на землю и жестом отогнав от себя назойливого санитара.

- Проверьте дорожку. Сержант поскользнулся не на земле. - Рычит Ричард, отстлгивая наруч. Он двигался все еще медленно и болезненно, однако не подавал признаков серьезных травм, пусть и врачи не собирались так просто оставлять мужчину, который, в свою очередь, куда больше был озабочен даже не собой. Тейм осторожно обернулся к девушке за своей спиной. - Ты как? Я тебя не зашиб? - Мужчина поднял на блондинку заинтересованный взгляд, вскидывая бровью.

Двое помогли ему подняться.

- Приходи в шатер приора - я должен тебе аудиенцию за пережитый стресс.

Вы когда-нибудь задавались вопросом, а можно ли изменить "человека" на самом деле? Что если вы уничтожите и перепишите его личность и воспоминания, что если вы направите его по иной дорожке восприятий. Изменится ли его натура, или он всё равно сможет отыскать свою настоящую натуру? Сможет ли этот "измененный человек" вернуть настоящего себя? Можно рассуждать об этом достаточно долго и, не обладая должными материалами, никогда не заполучить долгожданного ответа на поставленный вопрос.

Стечение обстоятельств или случайности привычно называть или оправдывать судьбой. Проще всего сложить с себя любые обязательства, опираясь на влияние извне. Сегодня мы рассмотрим подобный вариант обстоятельств и случайностей. Бывший ангел, который был полностью стёрт и переродился новым созданием, встретится с отголоском прошлого, но как это повлияет на него, остается лишь гадать и наблюдать. Прошлое – это самый настоящий чистый лист, но, возможно, удастся обратиться к отголоскам, что всё ещё обитают в его душе.

Отныне свободное демоническое создание блуждает по миру, стараясь не привлекать излишнего внимания, но одновременно с этим не упуская возможности поразвлечься. Это невероятно странный и какой-то несуразный баланс бытия. Вроде его должны разыскивать и отзываться на каждую шалость, которую он мог бы сотворить, но из-за перенасыщения всевозможных магических существ деятельность Декстора в большей степени остается незамеченной.

— "Вы такие занимательные. Любовался бы и любовался". -
— "Как жалко наблюдать за вашими скучными желаниями. Неужели это всё, чего вы хотите?!" -

Проникаясь людьми и прочими созданиями, Декс осознает, что в большей своей степени они довольно мелочны и нет никого, кто бы удовлетворил его своими желаниями и фантазиями. Возможно, люди привыкли жить мелочно и не рассчитывают на какие-то дары с небес, возможно, наоборот, остерегаются неизвестной платы, если кто-то наконец-то посмеет выслушать их настоящую просьбу.

— "Странно. Кто-то или что-то?" -
— "Раньше я этого не слышал, но теперь." -

В какой-то момент своего блуждания и развлечения демон услышал чей-то голос. Раньше он его никогда не слышал, ну или, может быть, думал, что никогда не слышал. Это его заинтересовало сверх меры, и не было ни малейшего объяснения, почему же подобное так сильно чарует, влечет его в неизвестность. На несколько мгновений ему подумалось, что за ним пришли, но нет, это было иное чувство, пускай и отдавало тьмой забвения его долгого заточения.

— "Чей это голос?!" -

Снова и снова он спрашивал себя в надежде получить ответ, но не мог ухватиться за несуществующие / стертые воспоминания прошлой жизни. Такое знакомое, влекущее и одновременно неизвестное. Слишком много спутанных чувств. В конце концов, любопытство забрало разум героя, и он просто переместился ближе к данному неизвестному источнику. Появившись перед домом, в котором его ждало неизвестное, он застыл как вкопанный.

— "Раньше я тут был? Нет, это невозможно. Но почему тогда?!" -

Нерешительность не позволяла ему сделать следующий шаг вперед. Он застыл словно вкопанный перед грядущей неизвестностью.